Одно дело в бою, другое…

Великая Отечественная… ХХ век… Война, которая «вошла» в каждый город, каждое село, каждую семью многоликой России. Моя семья – не исключение. Сергей Федорович Пилипенко – мой дедушка – воевал с 1941 по 1945 годы в артиллерийских войсках и вернулся домой живым. Общение с ним в детские годы позволило мне воочию представить события давно минувших дней. Теперь я сама мама, моя дочь Варвара, девяти лет, по уже сложившейся традиции слушает на ночь не сказки, а маленькие истории из моей жизни и прошлой жизни близких родственников. О своем прадедушке Варя знает многое – истории военных лет часто всплывают в моей памяти. Мне их пересказывать особенно приятно, ведь ребенок слушает о войне с неподдельным интересом, часто переспрашивая: «И это правда?».

К 65-летию Великой Победы

Одно дело в бою, другое…

Великая Отечественная… ХХ век… Война, которая «вошла» в каждый город, каждое село, каждую семью многоликой России. Моя семья – не исключение. Сергей Федорович Пилипенко – мой дедушка – воевал с 1941 по 1945 годы в артиллерийских войсках и вернулся домой живым. Общение с ним в детские годы позволило мне воочию представить события давно минувших дней. Теперь я сама мама, моя дочь Варвара, девяти лет, по уже сложившейся традиции слушает на ночь не сказки, а маленькие истории из моей жизни и прошлой жизни близких родственников. О своем прадедушке Варя знает многое – истории военных лет часто всплывают в моей памяти. Мне их пересказывать особенно приятно, ведь ребенок слушает о войне с неподдельным интересом, часто переспрашивая: «И это правда?».

Случилось это в сорок четвертом году, поздней осенью, когда морозно уже не только ночью, но и днем иней не спадает с пожухлой травы на лугах. Наш взвод, рассказывал мой дед  расположился в одной из деревушек предгорных Карпат для починки тяжелой артиллерии перед очередным наступлением. Моя задача, как рядового, заключалась в том, чтобы исполнять приказания сержанта – механика Никитича. Вот уже второй день подряд он возился с одной из систем, но найти причину поломки так и не мог. Какие только советчики не собирались вокруг измазанного мазутом сержанта, даже местные жители приходили к разобранной системе.

- Послушай-ка, - обратилась к сержанту старушка, у которой квартировалось наше отделение, - на хуторе за Лесистым перевалом живет с нашей Марийкой такой гарный хлопец: с какой просьбой ни обратишься, все исполнит в срок и по высшему качеству! Правда, он немой, и ноги у него перебиты, но с головой и руками у него все в порядке!

- Откуда ж он взялся?

- Да его Марийка подобрала в лесу, когда блуждала по лесу, прячась от немцев. Эти гады родителей ее убили, вот она и осталась одна. Так вот, бродила она лесу и наткнулась на раненого бойца. Он лежал на земле, почти бездыханный. Нагое тело сверху было прикрыто шинелью, в кармане которой нашли документы на имя Юрия Власкина, жителя далекой Сибири. Все бабы нашей деревни приняли Юрасика как родного, и он всем помогает. Он…

Баба Вера могла рассказывать о бойце долго, но Никитич перебил ее:

- Ну-ка, Серега, слетай-ка за этим Юрасиком, хоть волоком, но притащи его сюда. Заодно и выведаем, от какой дивизии он отбился!

Идти пришлось километров пять. Но вот на склоне одной из вершин я заприметил дымок, валивший из трубы. Марийка встретила меня приветливо, сразу усадила за стол. Она еще не знала, что в ближайшей деревушке остановился наш взвод, и с интересом слушала мой рассказ о наступлении советских войск. Когда я спросил об Юрасике, она накинула фуфайку, чтобы отвести меня к Юрасику, который, по ее словам, чинил развалившийся хлев для скотины. Но в дверях появился сам хозяин, левой рукой опираясь на березовый костыль. Это был невысокий рыжеволосый парень лет двадцати, с веселыми синими глазами. Мне пришлось сразу, без предисловий, изложить суть дела. Юрасик с пониманием кивал головой.

Обратные пять километров показались мне длиною в целые десять. Шагали мы медленно, делая небольшие остановки для отдыха. Встретив нас под вечер, Никитич сразу стал расспрашивать Юрасика, в какой дивизии и части он служил, почему не обратился в ближайший госпиталь, а остался среди местного населения. Но все расспросы были тщетны. Юрасик мычал в ответ, на пальцах пытаясь объяснить свою правду. И мы, недолго думая, подвели его к системе, попросили разобраться. Артиллерийская система находилась под пологом. Юрасик, засучив рукава, начал в ней ковыряться. Мы оставили его, пошли в избу греться.

Сумерки в горах наступают быстро, примерно через полчаса Никитич дал мне фонарь, приказав отнести его новому механику. Осторожно ступая по намерзшему насту, я подошел к Юрасику со спины. И вдруг замер от неожиданности! То ли почудилось, то ли в самом деле, но мне послышалась немецкая речь. Причем было понятно, что немец ругается. Я обернулся – никого! Включил фонарь и осветил Юрасика с ног до головы. Он резко повернулся и застыл в ужасе. Я осторожно поставил фонарь и попятился назад. Юрасик как стоял с гаечным ключом в руках, так и остался, его бездонные голубые глаза не выдавали никаких эмоций.

Я никому не рассказал о случившемся. Артиллерийскую систему починили к утру. Юрасик в самом деле здорово разбирался в технике. Именно он нашел причину поломки. Никитичу осталось доделать самую малость.

… Встреться мне этот фриц в бою, не  задумываясь, подстрелил бы его. А здесь… Да, разные бывают ситуации.

Т. ЯРОСЛАВЦЕВА, учитель Таяндинской средней школы.

А память мне покоя не дает,      

Тревожит сердце, рвет на части душу.

Я вспоминаю деда седину,

Его рассказы о войне из детства слышу.

И вижу горести искру в его глазах,

Печальной поволокой затуманенные мысли.

Ушел на фронт мальчишечка-солдат,

Вернулся зрелый фронтовик своей Отчизны.

Дед помнил все, хоть и прошли года.

Но в детстве нас не утруждал советом.

И мне сейчас та память дорога,

Со временем нашлись на все ответы.

И я живу не броско, как могу,

И о проблемах говорю не громко.

Но память эту в сердце берегу,

Передавая трепетно потомкам.

Безжалостны бывают времена,

Судьбы людей они разносят в клочья.

И у истории страны была война,

Которая пока не ставит точку.

И памятью живет война в сердцах

Ее далеких, преданных потомков.

И нам не будет отдыха и сна,

Пока эта война звучит так громко.