РОЖДЕННЫЕ В КОЛЕЕ

В первое воскресенье августа, которое в этом году выпало на 2 число, железнодорожники всей страны отметят свой профессиональный праздник. В 1896 году по приказу Николая I он стал первым праздником профессионалов в России и в Европе. Корреспондент «Сельских новостей» провела день с железнодорожниками брединской путевой части №15.

Рожденные в колее

В первое воскресенье августа, которое в этом году выпало на 2 число, железнодорожники всей страны отметят свой профессиональный праздник. В 1896 году по приказу Николая I он стал первым праздником профессионалов в России и в Европе. Корреспондент «Сельских новостей» провела день с железнодорожниками брединской путевой части №15.
Утро здесь начинается рано.  К 8:00 уже никого нет в конторе и во дворе, кроме человека в маленькой будочке на проходной. Да, и раньше встретить кого-то праздно прогуливающимся трудно – все люди сосредоточиваются в кабинетах мастеров и на околотках. Таким несколько устаревшим словом здесь называется участок пути протяженностью до 50 километров, который контролируют 2-3 бригады. Сейчас в ведении ПЧ-15 находится восемнадцать околотков от ст. Знойное до Новоорска, безопасность пути которых обеспечивают около 500 человек. Как рассказывает начальник ПЧ-15 Дмитрий Иванов, сейчас границы дистанции увеличились с 260 километров общего пути до 520, и работы стало больше, ездить приходится дальше.
– Но, с другой стороны, – поясняет он, – по сравнению с июнем прошлого года перевозки грузов и пассажиров сократились на 60 процентов. А значит, износ пути не такой сильный, так что с работой справляемся.
Идем на четвертый околоток. Он недалеко от станции. Узенькая тропинка по насыпи, мимо с грохотом и гудками на огромной скорости проносятся длиннющие товарники. Останавливаемся, чтобы пропустить поезд. Рядом с черными замасленными цистернами, мелькающими перед глазами, чувствуешь себя маленьким и хрупким, живым человеком.
«Околоток» оказался высоким и узким двухэтажным домиком, несколько похожим на улей. Перед входом навалены рюкзаки и канистры с водой: целый день в жару путейцам предстоит работать на полотне. Поднимаемся наверх, крутая лестница ведет в прокуренную и довольно просторную для такого строения комнату. Здесь в ожидании рабочего поезда собрались три бригады, получают задания и ЦУ. Пока есть время, мужики покуривают и перебрасываются парой слов.
 – Николаич, ты там все приготовил? –  пожилой мастер Михаил Лукашов сидит во главе стола, раздает последние указания.
– У меня обгонный пункт, – обращается он уже ко мне, объясняя свои задачи, – мы можем здесь поставить на ожидание грузовой поезд, пока по расписанию другой не проедет. Сегодня, например, будем сопровождать дефектоскоп, заниматься вырубкой кустарника, ну и, в основном, готовить тупиковый путь. К нам скоро кран по ЖД придет, весом 180 тонн. Будут им трансформатор снимать, который подает электричество на весь район, – выдает последние новости Михаил Петрович.
«Лукашов – практик», так о нем отзываются люди. Всю жизнь проработал на «железке», заслуженный мастер. Шесть месяцев отучился в дортехшколе, с тех пор так и работает. И таких здесь больше половины. Люди работают по 30-40 лет, как японцы, верны одной профессии, в трудовой книжке только одна запись. В холод, жару делают безопасным железнодорожный путь. Уже лет 15 «РЖД» планомерно сокращает работников, людей меньше, чем техники. Но они эту работу вытягивают, совершая каждодневный трудовой подвиг, хотя сами так не думают, и слово «подвиг» вызывает у них улыбку. Они оправдываются, как Лукашов, что «техника современная, людей меньше надо…». На самом деле, как были лом и лопата, так и остались.
– Ну, есть еще обрезной механизм для разрезания рельс, – показывает Михаил Петрович на лежащий в углу инструмент.
 – А, болгарка, – с видом знатока констатирую я. 
– Для вас болгарка, для нас – обрезной механизм, – смеется он. – ЩОМ, например, еще, – ну, тут я отступаю. ЩОМ – щебеноочистительная машина. Оказывается, если щебень, в который уложены рельсы, загрязнится, то путь даст просадку, а он должен стоять ровно, несколько миллиметров вниз-вверх уже ощутимо для безопасности проезда поезда. Эта самая ЩОМ пропускает через себя грязные камни, просеивает их и выдает чистенькими, снова засыпает на место.
Плакат на стене в советской стилистике о безопасности на железной дороге «Не выходи на пути!», который примелькался уже на станциях, теперь воспринимается по-новому. От путейцев зависит качество железнодорожного полотна, вспоминается недавнее ощущение дрожи от пролетающего поезда. Огромные скорости, вес двадцати вагонов с грузом, а рельсы вымерены до миллиметровой точности.
Мы возвращаемся в ПЧ. Точно по расписанию подходит рабочий поезд и забирает людей с сумками и специальными приборами. Все очень быстро, без суеты, как военные, входят на ступеньки и исчезают в дверях вагона. Среди них женщины. На мое удивление, что же здесь делают женщины, мой проводник, заместитель начальника ПЧ по кадрам, мужчина с роскошными усами, Юрий Ширшов, рассказывает, что до 99 года и женщины работали монтерами пути, т.е. наравне с мужчинами укладывали шпалы и рельсы. Сейчас это запрещено по понятным причинам, и их перевели в сигналистки. 
Проходя мимо бокса, заглядываю внутрь. Запах топлива ощущается сильнее, чем где-либо. Оттуда из полутьмы смотрит на меня красивая, яркая,  желто-красная махина, мечта любого мальчишки – дрезина. Вокруг нее суетятся два человека, один в спецодежде, другой – в белой майке, загорелый и крепкий, с улыбающимся лицом. Такое лицо бывает у рыбаков, когда они весь день просидят у воды: лицо загорает, а морщины вокруг глаз остаются светлыми. На мой вопрос, кто машинист дрезины, он поправляет меня.
– Я. Только не машинист, а водитель, – с некоторой долей превосходства, вытирая руки от масла, говорит он. – Хотя слово «водитель»  больше подходит для обычного автомобиля, чем для такой громадины, так и есть. Именно водитель. Николай Дворницын.
Не поймешь этих железнодорожников: где водитель, где машинист. Недавно меня обсмеяли испачканные маслом путейцы, которые ремонтировали свой ПМГ – путевой механический гайковерт.
– Где водитель этой штуки? – всего-то и спросила я.
– Ха-ха! «Водитель этой штуки?» – передразнил меня горластый весельчак. – Не водитель, а машинист, и это не штука, а ПМГ. – Мне яснее не стало, ну, ладно.
А дело в том, что есть еще маленькие ручные дрезины, достояние музеев и средней полосы России, где из глухомани местные жители добираются до цивилизации. Такими управляет всего один человек. В 1923 году, когда создавались справочники железнодорожного транспорта, так и записали – «водитель дрезины». С тех пор прогресс далеко ушел вперед, а название осталось.
На нашей большой дрезине к участку ремонта пути подвозятся материалы: шпалы, рельсы, костыли. На ней же туда отправляются люди. Сегодня к Карталам повезут сварку. Николай Дворницын забирается в кабину, по железным ступенькам за ним поднимаюсь и я. Вся передняя панель усыпана рычагами, кнопками, тумблерами, лампочками, круглыми окошками со стрелками, похожими на спидометры. Для водителя и его помощника – два вращающихся кресла. Мы опускаемся в них. Из-за носа дрезины не видно пути.
 – Надо чувствовать машину, – Николай свободно, как у себя дома, распоряжается всеми этими устройствами. – Первый раз мне тоже страшно было ею управлять. К автомобилю-то долго привыкаешь, а здесь железо о железо тормозит. – Он что-то переключает, с силой дергает рычаг, и дрезина начинает реветь, набирая воздух.
В движение машину приводят две системы, работающие параллельно, –  электрическая и пневматическая. Мы ждем некоторое время и пока не трогаемся с места, потому, что закачивается воздух. На табло перед нами загорается цифра ноль. Это КЛУБ-П. Как расшифровывается – большая загадка даже для водителя, но это выполняет роль спидометра. Дрезина ворчит, ощущается ее дрожь, но в кабине не покидает чувство безопасности. На стуле удобно вращаться туда-сюда. Это не стоять около летящего поезда. Теперь сам ощущаешь свою силу. Вот откуда у Николая его уверенность и основательность.
Наконец, гудок, короткий и пронзительный. Мы выезжаем из бокса. Снаружи дрезину ждут несколько человек, которые отправятся сегодня на работы. Николай закуривает, говорит громко, пытаясь перекричать шум работающей машины:
 – Я всю жизнь сижу в дрезине, с  80 года, без выдерга. Бывало раньше по двенадцать часов работал. Приходил домой в 2-3 часа ночи. По-разному бывало. Сейчас кабина немного усовершенствована. Появились вот эта бяка - спидометр, рация. По ней я связываюсь с дежурным по станции, поездным диспетчером. А раньше, знаете, как приходилось? Видите, вон там светофор стоит на путях? – Николай показывает вдаль на красный светофор. – Под ним есть специальная будка, в ней телефон. Они через каждые 2 километра здесь натыканы. По ним и связывались раньше с диспетчерами. Или в аварийных ситуациях.
С железной дорогой Николай Дворницын связан с самого начала своей жизни.
 – Мать в буфете на станции работала, – вспоминает он. – Потом сам БАМ строил, когда служил в армии на Восточном участке. Возили стройматериалы от Февральска до Ургала – 2000 километров. Отец здесь же всю жизнь проработал водителем. Потом и я вернулся сюда и сел на дрезину. Так и работаю.
Внизу помощник водителя и сварщик начинают беспокоиться. Пора ехать. Сегодня нужно добраться до Карталов, привезти сварку куда нужно, и до конца дня вернуться обратно. Семейная династия водителей. Николай как истинный водитель не признает другой профессии.
Здесь много потомственных железнодорожников, с самого начала впитываются эти разговоры, атмосфера,  машинный запах, время. Время здесь особое, разделенное на «местное» и «по Москве», точность миллиметровая. Среди таких династий Сабировы, Масштановы, Ивановы, Дворницыны. Здесь это называют «родиться в колее». Одним настает время уходить, как, например, 40 лет проработавшему Николаю Григорьевичу Иванову, тоже водителю дрезины. Другим – прийти. Но это закон природы, и он принимается как данность. «Казах вода в нору льет – суслик сам идет», – отшучивается Николай Григорьевич.

Елена ЛАТЫШ

Поделиться

поделиться: