Пятница, 29 Марта 2024

БЛОКАДНЫЕ ДНИ

13.02.2010 Корреспондент: Сельские

День снятия блокады города Ленинграда праздновался в конце января.

  • Великой Победе - 65

Блокадные дни

День снятия блокады города Ленинграда праздновался в конце января. Такие дни воинской славы России являются вехами в истории Великой Отечественной войны.  Жизнь раскидала блокадников по всему свету. Кто был эвакуирован вместе с производством на Урал, кто «дорогой жизни» отправлен подальше от боевых действий, кто ребенком попал в детский дом где-нибудь в Омске, Свердловске или Казахстане. После войны из Ленинграда в Бреды приехала и Татьяна Федоровна Бочкарева.
…Холод пронизывает до костей, сырой морозный ветер гонит снежную пыль в выбитые окна квартир, хлопает сломанной створкой, поднимается выше и там воет в проводах. Движение транспорта замирает, медленно и тяжело ступают укутанные платками бледные женщины. На лицах, суровая и озабоченная, одна голодная мысль. Серой стеной вдоль улиц стоят мрачные каменные дома. Уцелевшие окна заклеены крестами газетной бумаги, якобы спасающими от бомбежки. Табличка на доме «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!». Людей, умерших от голода, на санках везут в общие могилы. Звуки сирен и метронома… Все это по ту сторону экрана, не с нами.
Как часто мы смотрим документальные ленты, мелькающие и скачущие в проекторе, местами поцарапанные и поврежденные. Военная черно-белая хроника, на которой люди не кажутся людьми, а просто движущимися фигурами, отдаляет нас от ощущения подлинности и «настоящести» происходящего. А ведь там люди,  некоторые из них и сейчас живые свидетели того, чего, кажется, не было, что, кажется, существует только на экране.
– Уууу! Было страшно только сначала. Я боевущая была. Ма-а-аленькая была ростиком, худенькая, – сама себе удивляется  Татьяна Федоровна. Мы сидим у нее дома в тесноватой, но уютной землянке. Татьяна Федоровна – сейчас ей уже 86 – всю жизнь прожила в этом домике. Ноги уже не ходят, а взгляд все такой же гибкий и живой, как в 44-ом. – «Зажигалки» сбрасывали, чтобы они не подпалили крышу. Только сбросят ее немцы с самолета, мы к ней подбежим и скидываем с крыш.
Ее память удивительно устроена. Она выхватывает из толщи воспоминаний разрозненные, зачастую не связанные между собой эпизоды жизни. Потом снова погружается в свои запасники, доставая оттуда сначала самое яркое и блестящее, хорошо сохранившееся, а потом уже ветхое и подзабытое. Действительно, мы не линейно мыслим, а проявляем островки прошлой жизни, как в фотографии: сначала пятнами проступает одно, потом другое. Я не мешаю этому сумбурному и отрывочному рассказу.
– Комната на Васильевском острове у нас была. Что? Улицу? Название уж и не помню. Столько лет прошло. С дядей жила. Родители у меня померли. Мне 13 лет было тогда, а когда приехала в Ленинград, то через три года паспорт получила. Родилась-то я в Мордовской ССР. В селе Красный Шадым. Когда родители умерли, я у бабушки стала жить, а потом она меня отдала к дяде, – здесь Татьяна Федоровна ненадолго замолкает, собираясь с мыслями, перебирает в памяти одной ей известные события, все приговаривая «давно это было». Печка гудит в ее землянке, от нее идет сильный жар. Простые беленые стены, маленькие окна, старая мебель. За деревянной перегородкой парализованный муж, с которым они вместе прожили 50 лет. Из украшений на стене – два больших портрета в деревянных рамках – мужа и ее в молодости –  и иконка Богоматери. С портретов смотрят на меня лица, каких уже не встретишь сейчас. Военный в фуражке с козырьком и черноволосая двадцатилетняя девушка с удлиненными чертами лица.
– А почему нужно было уезжать из Мордовии?
– Бедно жили, голодно, бабушка ведь не могла четверых-то детей вытянуть. Она кипрей ошпарит, намнет, намнет его, добавит  горсть муки к нему – и из этого хлеб делали. Она ходила в сельсовет, просила, чтоб помогли. Но тогда всем тяжело было. Решила бабушка отдать меня в няньки в Москву. Из-за этого два года всего в школе проучилась. У Варвары, двоюродной сестры, смотрела за детьми. – Поглаживая больные колени, немного раскачиваясь из стороны в сторону, Татьяна Федоровна засмеялась. – Как приехала на вокзал, так кушать захотела. Ну, смотрю, куда бы сесть покушать? А некуда. Села возле памятника, разложила платочек, ем. А люди идут мимо, смотрят, что я сижу. Ну, что на мне? Пальто, наверное, какое-то старенькое было.
Стали мне хлебушек давать, мелочь. А я так обиделась! И кричу им: «Вы чево бросаете, я не нищенка»! Пожила немного в Москве, а потом к дяде отправили в Ленинград.
Там она оказалась в 1936 году. Вскоре началась война.
– Все бегут… Страшно. Тетка с детьми эвакуировалась, а дядя остался. Капитан у него был знакомый, Виктор Яковлевич Симановский, дядя пошел к нему: «Надо Татьяну пристроить куда-нибудь». А капитан хороший был, пожилой уже: «Пристроим», – говорит, – до сих пор, вспоминая это, Татьяна Федоровна улыбается, радуясь своему спасению.
Так она стала коком на буксире «Гориленко» с командой в 60 человек. В ее альбоме хранится выписка из Центрального военно-морского архива, что этот буксир принадлежал Балтийскому Краснознаменному флоту и с 1 октября 1941 года «входил в состав действующей армии и дислоцировался в блокадном Ленинграде».
– Первый день сижу, реву. Как готовить буду, не знаю – столько человек. Реву. А капитан увидал и смеется: «Научим». Так всю войну и проходила. Кашу варила из пшеницы. Вот привезут мешок. Я ее на ночь запарю, а утром варю. Она такая мягонькая получается. Долго варю. Еще капитан даст нам по кусочку селедки, – показывает на уголке стола  маленький квадратик, – мы съедим. А потом чаю, 4-5 стаканов обязательно заставлял пить, чтобы желудок не ссохся.  А работать работала, – как будто отвлеклась от прежнего разговора, а теперь снова вспомнила главное, продолжает Татьяна Федоровна. – И стирала на комсостав ночью, и в каютах убирала. На берег за эти годы всего несколько раз сходила. Никуда не пускали. И никто из матросов при мне не мог матом ругаться. Один раз только там помощник Гриша сругнулся на меня за то, что пшеницы ему не дала больше положенного, так капитан ему 10 суток дал за это без берега. Вот так. – И, довольная собой, Татьяна Федоровна откидывается на стуле.
– Самым страшным был голод. Хлеба давали по 300 граммов.  А он колю-ю-ючий – дуранда. Все ели: и кошек, и крыс. Все, что найдем. Но у нас на корабле лучше было, чем в городе. Летом из совхоза на корабль картошку привозили. У нас рыба была: лещи, корюшка. Мы слышали, что в городе людей едят, но никогда-никогда не видели, нет, мы не ели. Это страшно, как есть хочется до смерти. До смерти. Плакали. И все говорили: «Скорей бы война кончилась. Скорей бы война кончилась»… Один раз летом ночью  сидим на палубе с вахтенным… У меня в кумбрике жарко сильно было спать, а  я матрас взяла и пришла на палубу. Так вот сидим, а вахтенный стонет: «Таня, я умираю», – а потом у меня спрашивает: «Тань, ты чего бы хотела покушать?»
– Я бы? Хлебушка.
– А я бы картошки с молоком, у моей матери. – Все. Я больше не буду рассказывать. У меня голова болит, – сама себя обрывает Татьяна Федоровна. Она бессмысленно перекладывает с места на место лежащие бумаги, разглаживает морщины на скатерти стола и, наконец, складывает руки на коленях. И тут же продолжает:
– Буксир был ледокольного типа. «Большо-о-ой, длинный такой был. Сначала мы прорубали лед, а потом за нами шли корабли. Немец в семи километрах стоял», – снова тут же продолжает моя блокадница. – Еще мины травили. Один раз встала, а за бортом мина. Думала, что все, меня в живых нет, прямо перед смертью… Но нет – не взорвалась. Десантов возили. Они кто руку себе прострелят, кто ногу. Такие они были молоденькие, хлюпенькие. Сидят рядом, плачут. Самострелы были. Дааа. А чево? Страшно же. Пленных возили тоже. Один из них, пожилой уже, мне говорит: «Доченька! Доченька! Дай воды пить». А мне нельзя с ним говорить.
Самое страшное было однажды, когда мы ночью шли, все огни выключили, а по нам немцы с самолетов открыли пулеметный огонь. Немцы летают, и как начали! Ой, беда! Нас тогда только палуба бронированная спасла. Шапку бросила, зачем бросила? и скорей прятаться. От шапки ничего не осталось. Ну, потом нашли мне. А немцы летают, летают. И без конца пули летят. Если б не палуба, меня бы давно не было…
В комнате тихонько и мирно жужжит холодильник, хранит в своем белом пузе продукты. Пестрая любопытная кошка сидит на безопасном расстоянии и внимательно нас разглядывает. Уютно тикают часы на стене, метроном уже не напоминают. Внучка хлопочет по дому, варит обед и убирает в комнатах, периодически подключаясь к беседе, облокачиваясь на стол, подперев рукой подбородок. Муж, хоть и парализованный, но принимает участие в беседе. Татьяна Федоровна то и дело обращается  за стенку: «Саш? Как там эти фугаски назывались правильно?» или «Саш? В каком году это было?». Она долго еще будет рассказывать мне, как долго ждали победы и дождались, как радовались, как капитан сообщил, что «кончилась!», как приехала после войны в Бреды, чтобы жить у бабушки, да так и осталась. Долго еще будет доставать из памяти обрывки воспоминаний и писем. Капитан Симановский будет писать Татьяне в Бреды, рассказывать своим старинным слогом об общих знакомых и семье: «Семья моя осталась жива. Жена Евгения Димитриевна, пока я воевал, сохранила и вырастила наших сыновей, которые сейчас благополучно живут, и мы имеем внуков и даже правнуков». У самой Татьяны Федоровны тоже есть дети – две дочери и два сына. И уже три правнука. Сыновья умерли, а дочери помогают и берегут свою блокадницу. На фотографиях всегда все дружное семейство окружает бабушку.
Раньше Татьяна Федоровна хотела вернуться в Ленинград, попасть под его свинцовое небо. Теперь, конечно, это не тот город, каким она его запомнила, другой, новый и современный: громады супермаркетов ползут вдоль дороги, кварталы новостроек, монументы блокадникам и защитникам Ленинграда. Как это, интересно, вернуться  туда, на Васильевский остров? Нет крестов в окнах, нет заграждений на улицах и мешков с песком, нет войны.

Елена ЛАТЫШ

Поделиться

поделиться:

 

Другие материалы рубрики
16:34 В Кыштыме состоятся соревнования по морскому бильярду

Все желающие смогут сыграть также в джакколо и шаффлборд

03:59 «Славу» на замок! В Копейске эвакуировали людей из торгово-развлекательного комплекса

В полдень 18 ноября в дежурную часть поступило сообщение о подозрительной сумке, оставленной в женском туалете копейского торгово-развлекательного комплекса «Слава».

04:41 Крыша для здоровья. Новый аптечный склад в Челябинской области ускорит доставку лекарств на село

Оперативность снабжения расположенных в сельской местности аптечных пунктов повысится благодаря открытию в Челябинской области нового аптечного склада. Кроме этого, доставка и хранение лекарств потребуют меньше затрат.

Возврат к списку