ПОЧЕМУ, ОТЕЦ, ТЫ СНИШСЯ В МОИХ СНАХ?

Накануне знаменательной даты 65-летия Великой Победы над фашистской Германией мне хочется немного рассказать о своем отце, Ягудине Гарифе Сафаргалеевиче, фронтовике,  жителе поселка Синий Шихан.

Почему, отец, ты снишься в моих снах?

Накануне знаменательной даты 65-летия Великой Победы над фашистской Германией мне хочется немного рассказать о своем отце, Ягудине Гарифе Сафаргалеевиче, фронтовике,  жителе поселка Синий Шихан. Нас в семье восемь детей, я самая младшая из всех, с 1954 года. Мы любили слушать рассказы отца о войне, смотреть документы, читать о неизвестных городах, в которых он воевал. Как все дети, мы были неусидчивы, но кое-что осталось в моей памяти.
Когда в августе 1941 года отец ушел на фронт из Кваркенского военкомата (тогда   С. Шихан относился к Кваркенскому району Чкаловской области), он уже был женат, и у него было трое детей. Он родился в 1911 году, и к началу войны отцу было 30 лет. После женитьбы переехал на прииск Синий Шихан, где работал на шахте по добыче золота. В составе 1174 запасного стрелкового полка (в дальнейшем Гвардейская стрелковая дивизия) стрелком попал на Московский фронт. Потом были Калининский фронт – 1942 год, Сталинградский фронт – 1943 год, 2-ой Белорусский фронт – 1944-ый. Первые годы войны он был стрелком, а затем по состоянию здоровья, из-за ранения, в октябре 1943 года перевели в автосанвзвод.
…Его ранило зимой. В январе 42-го. Он был в белом маскхалате, белых перчатках и только почувствовал толчок в бок, и стало жарко, и жжет в груди. Разрывная пуля вошла в левый бок и вышла через спину под лопаткой, разорвав часть лёгкого. Инстинктивно, защищаясь, сунул руку за пазуху – перчатка вся пропиталась кровью и …все, потерял сознание. На спине отца остался шрам на всю жизнь в форме ракушки. Я часто видела ее, когда он переодевался, и всегда удивлялась, что от пули может остаться такой след.
Оказав первую помощь, увезли в госпиталь, выгрузили всех раненых на какой-то станции. В ожидании санитарного эшелона сидели на вокзале, кто на носилках, кто как. А подошел состав – началась бомбежка. Раненые кричат, всем страшно, особенно недвижимым, всем хочется выжить. Санитары выносят носилки и, что интересно, у каждого раненого на груди, за пазухой, сопроводительный пакет с особой цветной полосой, красной или синей, по степени ранения. Санитары смотрят и выносят тех, у кого ранения полегче, у кого больше шансов выкарабкаться и снова вернуться на фронт. Их быстро подлечат, и они опять встанут в строй. А тяжело раненые, как мой отец, могли умереть в пути, поэтому их выносили последними. И все раненые с надеждой смотрят, подойдут к ним или пройдут мимо. Но, слава Богу, успели загрузить всех.
О боях отец рассказывал мало, может, было тяжело. Часто вспоминал о своих товарищах, о погибшем односельчанине-казахе из Шихана, который погиб в бою, о своем однополчанине Зайцеве из Москвы. Мечтал свидеться с ним, но не пришлось. Часто вспоминал эпизодами.
Однажды был послан с бойцами в Монголию за лошадьми и проезжал через нашу станцию Байтук. Зная, что их поезд часто стоит в тупиках, пропуская идущие на фронт эшелоны с бойцами, военной техникой и орудиями, с разрешения старшего и с согласия товарищей сошел с поезда. Очень хотел добраться до Шихана и повидаться с женой и детьми. Отдал им свой паек, к великой радости детей, а позже догнал свой состав уже где-то под Карталами или под Троицком.
А еще он рассказывал, как однажды после боя, уставшие, продрогшие, они забрели в общественную баню. Котлы пусты, без воды, очень большие и еще теплые, не остывшие. Они сразу несколько человек залезли в них и уснули, прижавшись друг к другу, и им показалось, что они в раю.
Находясь в госпитале, он очень ждал писем от жены, как и все раненые. Однажды пришла почта. «Ходячие» могли сами спуститься за ней, «тяжелым» приносили «сестрички». Он стоял на лестничной площадке, в руках были костыли. Вдруг, слышит, ему кричит друг: «Гариф, тебе письмо!». Конечно, захотелось побыстрее получить весточку от семьи, решил спуститься и, не рассчитав силы, споткнулся, и, гремя костылями, покатился по лестнице вниз. Вновь открылись раны – опять лечение. Оказывается, ему вставать было никак нельзя, а он сам без разрешения, взяв костыли, вышел. Как он жалел потом, что медсестрам попало за недогляд.
Отец демобилизовался осенью 1945 в звании «старший сержант». После окончания войны, когда Германию разделили на зоны контроля: СССР, США, Англия и Франция, ему предлагали остаться в Германии, для дальнейшей службы, давали вагон для перевоза семьи и вещей. Ему и другим бойцам предлагали квартиру на выбор в Москве или любом другом городе, потому что много квартир пустовало после смерти хозяев. Он отказался, тянуло на родину. Не зря у нас говорится, что испивший воду из нашего родника на Утяжке не сможет жить без нее.
По возвращении с войны опять пошел работать на шахту, но рана давала о себе знать, и поэтому работа под землей ему была противопоказана. В 1959 году переехали в Павловку. Он часто болел, лежал то дома, то в больнице, поправлял здоровье в санатории «Еткуль». Губы всегда были синие, бескровные, руки холодные, он всегда кашлял. Я часто спрашивала у мамы, почему так? Мама объясняла, что это потому, что у него одно легкое. Отцу дали II группу инвалидности.
Он  любил играть на тальянке и петь песни, татарские и русские. Многим, кто его знал, особенно запомнилась песня, которую он пел, притопывая ногой: «Ленинград не отдадим, моряков столицу, через Неву перейдем, станем на границу…». Это именно так, как он пел.
Часто в рассказах я слышала: «Волоколамское шоссе», «Курская дуга»… Сейчас жалею, что слушала «в пол-уха», невнимательно. Как говорится, «если б молодость знала…», если б вернуть все назад…
Умирал он очень мучительно, на наших глазах, на руках мамы, глядя с надеждой и мольбой в ее глаза, он очень ее любил. Шла горлом кровь, а с ней кусочками выходили остатки лёгкого. Пуля, выпущенная немецким солдатом 27 января 1942 года, настигла отца 27 декабря 1970-го. Награжден медалями: «За оборону Ленинграда», тремя медалями «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».
Сейчас ветеранов войны осталось совсем мало, а скоро и вовсе не останется. Они хотя бы сегодня увидели почет, уважение, получают достойную пенсию, на их могилах военкомат бесплатно ставит памятники. И это справедливо. Мой отец этого не видел, родился не в то время и умер не в то время. Однажды, правда, он был приглашен на чествование в местную столовую, где их поздравили и угостили. Он пришел очень довольный. С 1965 года начал получать юбилейные медали. После его смерти маме дали юбилейную медаль «50 лет Победы в Великой Отечественной войне».
В нашей области издается «Книга Памяти» погибших и умерших позже ветеранов. И мне тоже хочется, чтобы имя моего отца было занесено в эту книгу. Обратилась в наш военный кабинет при сельском Совете, пересмотрели все записи об участниках, и не нашли имени моего отца. Поехала в районный военкомат, и выяснилось, что и там его нет в списках ветеранов. Очень обидно, что, пройдя всю войну, имея тяжелое ранение, став инвалидом, его имени не сохранилось ни в одном списке ветеранов войны. Я считаю это неуважением к памяти моего отца. А ведь давали матери юбилейные медали, справку на льготы, как вдове ветерана войны, отец  с воинского учета был снят в 24 марта 1960 года в Брединском военкомате. Подписывали документы Макаров, Рыженков, подполковник Галиуллин. Значит, отец был в списках. Куда же все исчезло? Мне хочется, чтобы его имя заслуженно значилось в списках. Нам ничего не нужно, только память о нем. Обратилась в совет ветеранов. Надеюсь, что теперь имя отца внесут в списки.

Ну, что ты хочешь, папа, и почему ты снишься      в моих снах?
Иль радуешься Дню Победы или напомнить хочешь еще раз?
О чем?
О том, чтоб помнили тебя, чтоб не забыли.

Дочь фронтовика, ветерана Великой Отечественной войны Флюра Ягудина.
п. Павловский

Материал к публикации подготовила Елена ЛАТЫШ 

Поделиться

поделиться: