Станислав Ракитин из Миасса, сын полкового комиссара, рассказал, как попал на Урал
«Переменчивая военная судьба отца, Ракитина Ивана Яковлевича, в июле 1940 года забросила нашу семью в Западную Белоруссию. После окончания военной Академии имени Фрунзе он получил назначение комиссаром полка, который потом стал танковым. Он дислоцировался на территории Жировицкого монастыря, в 180 км от Бреста. Через дорогу на пригорке стоял дом, в котором жили семьи командного состава полка.
Отчетливо, как в кадрах кино, запомнилось утро 22 июня. Тихая летняя погода. Несколько женщин, мама в их числе, кучкой стоят на пригорке, о чем-то возбужденно переговариваются. Высоко в небе летают самолеты. Я, пятилетний, лихо скатывался с горки на своем трехколесном велосипеде, тащил его наверх и снова вниз. Вдруг женщины громко заговорили, показывают в сторону дома. За рощей веером от земли поднялся черный дым взрыва. Все закричали, куда-то побежали. Бабушка, причитая и охая, за руку тащит меня в кусты. Дальше все закружилось, как в калейдоскопе…
От отца маме принесли только записку, что стоят они под Белостоком, в лесу. Первое письмо мужа с фронта: «Леля. Без паники. Если будут отправлять, то езжай в Новгород к маме. Бери с собой только белье. Целую. 22/VI-41 г.».
- За семьями комсостава прислали грузовик-полуторку, - рассказывала позже мама. - Я находилась в самом трудном положении. У других тоже были малолетние дет, но троих и грудных не было ни у кого.
Машина влилась в колонну на Барановичи. По дороге брели одинокие беженцы с рюкзаками, тележками. В обратном направлении ехали машины с солдатами, пушками на прицепе. Несколько раз по колонне стреляли немецкие самолеты, но чаще они пролетали на восток. В один из налетов мы с няней убежали далеко в поле, упали в пшеницу. Рядом с нами лежит молодой солдат и из винтовки целится в вверх в самолет. «Солдатик, - просит его няня, - не стреляй, а то он нас увидит и сбросит бомбу». Солдат посмотрел на нас, послушался бабушку и опустил винтовку.
Курсанты Академии им. Фрунзе, второй слева Иван Ракитин
Барановичи мы покинули 24 июня, а 26 июня вокруг Барановичей замкнулось кольцо окружения, 27 июня был взят в кольцо Минск. Война буквально шла за нами по пятам. Куда нас везти, никто не знал. Говори, пока до Москвы. От границы ехали быстро, а дальше движение поезда замедлилось. Нас загоняли куда-нибудь подальше, а мимо шли и шли эшелоны: на запад с солдатами, танками, пушками, на восток эшелонов шло еще больше: со станками, комбайнами, коровами и лошадьми. Единственной отрадой в горячей пище был кипяток. Ели затируху, размачивали в кипятке крупу или муку. На перронах стояли железные черные титаны с надписью «КИПЯТОК». На остановках у титанов очередь, толчея, но кипятка хватало всем. Сочинили анекдот: «Едет немец по России и удивляется, почему у русских все станции называются одинаково - «КИПЯТОК».
О Новгороде мы уже не помышляли: сказали, что город может оказаться под немцами, нам советовали ехать дальше. Так и сделали. В Ульяновске нас из вагонов высадили. Всё, наконец приехали! Через два месяца мытарств по дорогам России эвакуированных стали расселять по деревням и селам. Все пять семей (пять взрослых и девять детей) из Западной Белоруссии направили в деревню Тушна. Поселили в большом заброшенном доме, выделили огород. Женщин устроили на молочную ферму. За труд получали продовольствие, керосин, мыло. Весь «детский сад» оставляли на меня и мою ровесницу Надю. А меня мама обучила на истопника: я должен был растапливать печь – «голландку».
Зиму пережили нормально, а по весне началась повальная череда болезней: корь, свинка, ангина, скарлатина, коклюш, золотуха, постоянный простуды, чирьи, фурункулы и еще не весть какие хвори. Летом к ним добавлялись чесотка, ципки, бородавки. Матери замучились с нами. Появились вши, глисты. Лечились народными средствами, изредка какими-то порошками в пакетиках. Фельдшер был один на несколько деревень.
Вскоре к нам из Новгорода приехала бабушка. Уму непостижимо, как 65-летняя почти неграмотная старушка только с письмом в руках в военное время добралась до далекой волжской глубинки. Затем приехала тетя Маруся с дочерьми. А весной в Тушну заехали вербовщики с предложением поехать на Урал – там, Челябинской области, создается автозавод. Весной 44-го года наша семья, уже увеличенная вдвое, литерным поездом отправилась на Южный Урал, в Миасс. Этот город стал нашей второй малой Родиной. Вместе с нами завербовались на Уральский автозавод имени Сталина – УралЗиС, все те же семьи, эвакуированные из Западной Белоруссии.
...Победу, конечно, встретили всенародным ликованием. Но после этого ничего в нашей жизни не изменилось. Автозавод работал по военному режиму, карточки оставались.
Об отце долго ничего не знали. В результате поисков однополчан и сведений о судьбе папы в начале 1947 года получили извещение. В нем творилось, что батальонный комиссар Ракитин Иван Яковлевич – военный комиссар 55-го стрелкового полка 24-й стрелковой дивизии, пропал без вести в октябре 1941 года, в битве за Москву».
Мама, Ярыгина Ольга Антоновна, до выхода на пенсию в 1971 проработала на Уральском автомобильном заводе в цехе шасси: фрезеровщицей, наладчиком станков. Трижды избиралась депутатом городского Совета. В 1958 году была избрана депутатом Верховного Совета СССР. С хорошим певучим голосом, она пела в хоре ветеранов. Умерла в 1988 году. Я работал на Челябинском радиозаводе затем в КБМ (ныне ГРЦ) Миасса. Рабочий стаж 45 лет. Жена Вера Васильевна, две дочери, четыре внука, один правнук».
Ольга Антоновна Ярыгина была депутатом в Миассе
Поделиться
поделиться:
