Бесстрашная Роза

На конкурс "Эхо Великой Победы"

Бесстрашная Роза

Что может сандружинница?

Перед начальником санчасти стояла молодая девушка.

— Я хочу работать у вас. Я училась на медработника.

— Не испугаешься?

— Чего пугаться?

— Обилия обязанностей...

Врач внимательно смотрел на девушку, глаза его встречали твердый, спокойный взгляд.

— Так вот, — продолжал он, — вы должны уметь обрабатывать санматериал, а это дело хлопотное, неблагодарное и, прямо скажу, не очень приятное, оказывать первую помощь пострадавшему, бережно обращаться с ранеными воинами, как с родными, уметь готовить обеды, петь, плясать, декламировать, не плакать, когда горе разрывает сердце, не бояться бомбежек, когда не бояться не возможно, смеяться, когда хочется плакать. И главное — уметь много и плодотворно работать.

Врач устало потер двумя пальцами переносицу: —сможете?

— Постараюсь.

У этой девушки, Розы Редькиной не было матери с раннего детства. Отец — врач–терапевт — благословил решение дочери и ее саму.

Пути–дороги

...Этому поезду всегда «зеленая улица». А дороги и в войну, и в тыл... Они очень часто открещивались на станции Брянск. Итак, фронт. Он мог быть в Белоруссии, Восточной Пруссии, Прибалтике. А тыл? Госпитали Саратова, Оренбурга, родного Челябинска. Фронт узнавался издалека. По гулкому, отдаленному, потом приближающемуся грохоту орудий. По массе людей в военной форме.

Санпоезд

...Это 300 раненых бойцов. Три десятка спасателей: врачи, медсестры, санитарки, машинист, повара, охрана. Поездка — самое трудное. Станция Унеча. Белоруссия. Затем Брест–Литовск. Выступает Соломон Иосифович — начальник поезда: «Никакой замешки! От врача до сандружинницы — все на местах!. Покидаем поезд последними, если что случится. Случиться может одно — нас разбомбят».

Тяжело и пасмурно на душе у сандружинницы Розы. Перед их приездом фашисты разбили состав с тяжелоранеными военными прямо здесь, на станции. Состав даже не тронулся. Раненых выносили из горящих вагонов. Крики, стоны, проклятия и грохот пылающего металла. И теперь предстояло наполнить состав теми спасенными, что видели ураган смерти, находясь в вагонах.

— Нам придется ломать психологический барьер, — говорили врач, замполит...

Раненые не хотели садиться в вагоны, девушки шли, убеждали:

— Родные, всех надо в тыл, быстрее.

— Сестренка, я из того вон окна прыгал, видишь черный остов вагона, второй раз может не получиться ни прыжка, ни меня живого.

— Все обойдется, мы тронемся, немцы не заметят, ночью отойдем.

Руки изнемогали, сердце бешено колотилось в груди после исключительно напряженной погрузки раненых в вагоны. Все обошлось. Раненых доставили по назначению. В тыл, в госпиталь. Но эта погрузка осталась в памяти, как не последнее испытание. Роза училась жизни. Учитель–война давала свои уроки.

Породнение

Роза Михайловна вспоминает:

— Пока мы везем раненых в тыл, они становятся нам родными. Общие нравы, заботы, надежды — сближают людей. На капитане–танкисте, казалось, не было кусочка живой кожи. Он горел в танке, чудом выжил, но что его ждет? Смерть в муках, уродстве? Прямо чудо творили врачи, раненый выздоравливал. Но как это достигалось. Массаж, массаж больного тела. Все лицо в коростах, ссохшуюся кожу надо убирать. У меня руки дрожали. У капитана выступал пот, но он же старался подбодрить меня. «Ничего, сестренка».

Когда мы подъезжали к Москве, весь состав вышел провожать танкиста, его встречали жена и дочь. Лицо капитана бледно–розовое горело смущенной радостью. Он обернулся к нам и с чувством произнес, обращаясь к жене: «Дорогая, эти девушки сделали меня молодым и красивым». Слезы заблестели в глазах у провожающих. Точно родной человек ушел от нас. Возвращенные к жизни — родные.

Успокоение

Стоит парень. Молодой, густые черные брови, открытые глаза, взгляд которых странно неподвижен. Он слеп. Кричит: сестренка, напиши маме письмо, я калека, я в госпитале, всю правду. Невесте напиши, пусть она будет свободна, я не хочу мешать ее выбору. И тут руки опускаются, не могу писать. Убеждаю: «родненький, врачи вылечат. Не таких поднимали. Не волнуйся!» Смотришь: человек понемногу приходит в себя, успокаивается.

*    *    *

Почему–то только в феврале 1981 года Уйский райвоенком вручил Розе Михайловне удостоверение участника Великой Отечественной войны...

Где–то в самом конце шестидесятых Роза Михайловна Прохорова, овдовев, переехала в Ларино, поскольку у ее второго мужа Николая Петровича Жданова, тоже фронтовика, воздушного стрелка–радиста знаменитого ИЛ–2, открылась астма и городской воздух стал ему противопоказан. Ларинцы хорошо знали, и большинство до сих пор благодарно помнят эту дружную чету. Николай Петрович, высокого класса мастер баяна, аккордеона, долгое время руководил самодеятельным коллективом Ларинского ДК, который, по сути, и формировал. Роза Михайловна вскоре возглавила коллектив столовой, которая быстро приобрела популярность не только среди односельчан, в основном механизаторов, которых выездные группы кормили на полях, но и среди проезжих, особенно водителей–«дальнобойщиков», специально заезжавших не только поесть, но и «на дорогу» запастись.

Сейчас Роза Михайловна живет в Челябинске, но часто бывает в нашем селе, где живут ее дочь и зять, где могила Николая Петровича. Возраст, болезни, усугубленные войной, дают, конечно, о себе знать. Но свои беды она несет в себе, «не напрягая» других. Во всяком случае, мы с ней при встречах говорим о чем угодно: о детях, внуках, правнуках, о «за жизнь вообще», но не о проблемах здоровья. В свои годы, а их за восемь десятков, она все еще бодра. И дай–то ей Бог такого состояния на долгие годы!

Р. Логинов,

с. Ларино.