Штрафник Атаманенко\
Какие они, настоящие штрафные роты, каков там порядок, какие отношения, этого я сказать не могу, не знаю, воевать в штрафных частях не приходилось, а рядом со штрафниками, такое в памяти осталось.\
Тут требуется рассказать предысторию штрафника.
В нашей роте во взводе лейтенанта Попова, служил сержант Александр Атаманенко. Обыкновенный парень, как и все мы. Среднего роста, не слабак, а отваги, пожалуй, у него было лишку. И еще какого–то анархизма. Ему хотелось, и он это практиковал, обращаться со всеми одинаково, что со мной, что с командиром взвода, что с комбригом.
Он мог по–приятельски хлопнуть по плечу и механика своей машины, что не противопоказано и не запрещено уставом, мог и офицера так–то шлепнуть, а это не армейские отношения. Он вроде и с войной–то в бирюльки играл.
Из–за этого анархизма и попал Александр Атаманенко в штрафники. Больше–то всего в таких «преступлениях» виноваты были командиры танков. Ведь они все, или почти все, были только на год, два старше нас, рядовых танкистов, а некоторым, как Афанасий Магера, старшина Нехай и вовсе чуть ли не в сыновья годились. Вот и распускали своих подчиненных донельзя. Назвать командира Павликом… Это ж не детский сад. А называли. В экипаже лейтенанта Попова анархизм укоренился слишком глубоко. Стояли мы в обороне, во втором эшелоне. Как–то во время обеда экипажи принимали пищу около машин, блиндажей в тени сосен. Погода и обстановка позволяли. Как раз прибыла с проверкой какая–то комиссия. Что она проверяла, я уж и не помню. Знаю, что мы готовились к этой проверке, как к бою.
Так вот, идет группа военных в чинах от капитана до полковника. Команда:
– Смирррно! Товарищ…
– Отставить! Продолжать трапезу! Снова уселись, улеглись, кушают бойцы. И надо же… В такой–то строгой обстановке Атаманенко умудрился, в шутку будто, стукнуть командира ложкой по лбу да так, что кровь брызнула. В другое–то время сошло бы. А тут… Один из членов комиссии увидел это безобразие.
Атаманенко разжаловали в рядовые, направили в штрафную.
Мне пришлось с ним встретиться дважды в бою и не в шуточном, где «наша берет» запросто, а в очень серьезном, когда нашему батальону угрожала большая опасность.
Выйдя на оперативный простор…
А что это за простор такой – оперативный? А есть ли неоперативные просторы? Есть! Смотришь в стереотрубу на передний край противника – какой простор! Налево – река, направо – роща! Вот бы где пикник устроить, или «Зарницу» пионерскую провести!
Бросьте затею, боком выйдет, а то и вовсе капут. Это линия обороны. Здесь каждый неосторожный шаг грозит гибелью.
А уж когда линия обороны прорвана, и танки вошли через этот прорыв в тыл противника, тут тебе для задумки командирования, для операции, говоря военным языком – простор. Но! Будь начеку! Гляди в оба!
Выйдя на оперативный простор, вторая Гвардейская танковая армия неудержимо пробиралась к Одеру, от этой реки на запад начинается собственно Германия. На отдых времени не было. Остановки – для заправки горючим и пополнения боеприпасами. Вперед и вперед, пока враг не опомнился и не устроил ловушек, оборонительных фокусов, западней. Танкисты не спали несколько суток. Если скажу – трое суток, мне не поверят, а мы не спали и больше.
Вдобавок ко всему – дикий холод. Морозы сибирские. Мотор у танка сзади, никакого обогрева нет. Мощная турбина засасывает воздух для охлаждения мотора из боевого отделения, а если открыт люк механика, сквозняк неимоверный. И одеться потеплее, надеть на себя дюжину рубашек, свитеров – не пойдет! Даже бушлат приходиться не надевать, а лишь набрасывать на плечи. За фальшбортом баки с горючим, и, если болванка пробьет броню, танкиста обольет, обдаст горящей жидкостью. Маленькая, но надежда – сбросить бушлат и выбраться из горящей машины – есть.
Ночь. Полная луна. Конец января. Сказочная морозная ночь. Луна высоко, высоко в небе. Небо усыпано звездами. Под сказочным небом слева, в сотни метров от нас, фольварк, большой кирпичный дом с хозяйственными постройками, огороженный штакетником. На дороге колонна танков, не менее батальона. Моторы не работают. Возле танков никого, а кто и есть спят мертвым сном. Танкисты и десантники ушли в фольварк греться.
Представьте себе эту картину.
Белое, белое безмолвное поле и лежащих на снегу, на моторных отделениях танков бойцов. Я – в танке, я на стороже у пулемета. Мороз – спасу нет. Приходит оттаявший в фольварке водитель гвардии старший сержант Вольский.
– Иди, погрейся, там ребята вишневую наливку нашли. Выпей, пьяным не будешь, а теплее станет. Выпей, а то ведь дуба дашь.
Побежал. Побежал, но не выпить – дал зарок «в рот не брать в боях», а в помещении–то все равно теплее. И верно. Кое–кто и фуфайки, бушлаты расстегнул, тепла набирают ребята. Мне уже протягивают бутылку с красивой бордовой жидкостью.
– Пей! Согреешься. Плюнь на свой «зарок».
– Немцы! – это забежал один из часовых десантников.
– Какие немцы? Пехота? Танки? Много?
Вопросы без ответа. Десантники занимают оборону у изгороди, танкисты бегут каждый к своей машине. Я – к своей.
Озираюсь по сторонам: ночь, луна, звездочки.
–– Где немцы? Откуда?
– А присмотрись–ка…Точечки по снегу… И сверканье, блики… Видишь?
Сколько их было, врагов–то? Ночь, хоть и лунная. Думаю: порядком, коль решились атаковать такую силищу. Надеялись на фольварк «фрицы» перепьются, мол, «русские швайн», фольварк обеспечит внезапность, а пьяных да сонных можно одолеть и танкистов.
Гитлеровцы окружали фольварк. Шли тихо, без выстрелов. Десантникам у изгороди их еще не было видно, а цели не видишь, зачем пальбу открывать.
Штрафник Атаманенко затащил свой пулемет на верх башни. Вот она цель, гитлеровцы приготовились к последнему броску. Они, должно быть, уже торжествовали Победу в душах своих мерзких, добычу делили…
Саша Атаманенко был хорошим танкистом. Он был патриотом, и его пулемет не просто застрочил, он ударил по врагам с такой яростью, что серые комочки превратились в большие фигуры вражеских солдат. Они теперь не пригибались, не прятались, драпали во весь рост.
Из–за изгороди били по врагам десантники.
Там, где поработал пулемет Атаманенко ни теней, ни бликов от оружия и касок не было, только, как живой, шевелился снег да слышались стоны.
Врагов не преследовали.
У большинства танков уже работали моторы, десантники устраивались за башнями на теплых жалюзи моторного отделения.
Атаманенко набивал опустевшие пулеметные диски патронами.
Вторая встреча со штрафником Атаманенко у меня произошла в апреле сорок пятого во время Берлинского сражения. Ведь уже все ясно: Германия проиграла войну, крышка фашизма, пора и «руки в гору». Ничего подобного. Гитлеровцы упорно сражались до последней минуты.
Бой шел за крупный населенный пункт. А для танков эти пункты прямо наказание. Ведь тут каждую секунду можно напороться на фаустника, не пушчонку, от которой и гореть–то совестно.
Такой сильный огонь, что остановиться, осмотреться, определить, где враг, откуда бьет, ну, никакой возможности нет.
С разгону пробиваем стену сарая. Пашина укрыта, ее враг не увидит ни сверху, ни с флагов. Бой не стихает.
По рации поступил приказ комбата – по сигналу три красные ракеты (почему–то) чаще всего доверяют сигналить красным ракетам) всем батальонам атаковать, ошеломить, подавить сопротивление гитлеровцев. Приказ передать всем командирам танков лично. Не по рации, а лично. А лично – это значит: я должен найти в этом хаосе все машины и передать приказ комбата.
Прихватив пару гранат, револьвер, осторожно выбираюсь через пролом из сарая. Где же искать эти танки? Мысленно ставлю себя не место любого командира танка.
– В тени вот этого здания удобное место для укрытия. Приготовился к рывку. Слышу короткую пулеметную очередь. Бьют оттуда, куда я настроился. Вижу пулеметчика. Вот он решил сменить позицию. Ручной пулемет на сошках.
– Сашка!
Атаманенко озирается. Кто бы мог так по–дружески его окликнуть?
Выбрав паузу между очередями автоматов и пулеметов перебежками добираюсь до укрытия Атаманенко.
У меня приказ. Разговаривать некогда. Идет бой. Танкисты ждут приказа. А приказ – вот он. Это – я. И все–таки мы перекинулись несколькими словами.
– Как воюется, Саша, в пехоте?– спрашиваю.
– Здесь простору больше. Я, что хочу, то и делаю: сам выбираю огневую позицию, лучше и шире вижу. Я не в клетке, понимаешь.
– Попова–то вспоминаешь,– задеваю больное место Атаманенко – или ты навсегда в пехоте?
– Что ты? – Атаманенко встрепенулся. – Каждую минуту экипаж вспоминаю. Лезу в самое пекло. Ни пуля меня не берет, ни снаряд. Вот погляди.
На гимнастерке пулеметчика красовались два новеньких ордена.
Я пожал ему руку. У меня приказ.
– Что обо мне в роте говорят? Вспоминают? Саша с тревогой и надеждой смотрел мне в глаза.
– Ну!
– Вспоминают, Саша. А больше всех жалеет о случившемся лейтенант Попов.
– Еще что говорят?– торопил Атаманенко. У меня – приказ. И ответить парню надо, и надо сказать правду.
– А еще говорят, что Атаманенко – большой дурак.
За эти несколько минут Саша первый раз улыбнулся:
– Спасибо. Дурак…Был дурак. Теперь я другой. Насмотрелся, сколько хороших ребят из–за глупого бахвальства гибнет.
Бой не утихал, а у меня приказ. И я его выполнил. Помог Атаманенко. Он знал все укрытия, где ждали приказа танкисты.
Поделиться
поделиться:
Погода на Южном Урале снова удивляет местных жителей. Прошлая зима выдалась непривычно снежной, а долгожданный май теплом не порадовал и даже завалил снегом — так случилось вчера, 13 мая, когда обильными осадками накрыло областной центр и другие территории региона. Что происходит с погодой в Челябинской области? Стоит ли ждать в ближайшее время потепления? И каким выдастся первый летний месяц — июнь? За ответами на эти вопросы «Губерния» обратилась к доценту кафедры геоэкологии и природопользования ЧелГУ, кандидату географических наук Екатерине Пестряковой.
В этом году День Победы в Челябинской области выдался на редкость промозглым и дождливым, но это не напугало жителей региона. Что еще раз доказало силу и закаленность южноуральского характера. О том, как челябинцы отметили самый главный и самый святой праздник для нашей страны, – в обзорном материале «Губернии».
Губернатор Челябинской области получил приз имени Валентина Сыча в Москве на торжественной церемонии закрытия сезона 2023/2024 в КХЛ. «Клуб — это нечто большее. Я считаю, что это коллективная награда», — отметил Алексей Текслер.
