из нашей почты ДЯДЯ ЯША

Сейчас этим женщинам далеко за семьдесят, их детство пришлось на военное и послевоенное время, о котором им тяжело вспоминать. Но есть в этих воспоминаниях светлое место, – это дядя Яша. Во время войны, его привезли в колхоз «Комбайн» (с. Владимировка), направили во вторую полеводческую

• из нашей почты

ДЯДЯ ЯША

Сейчас этим женщинам далеко за семьдесят, их детство пришлось на военное и послевоенное время, о котором им тяжело вспоминать. Но есть в этих воспоминаниях светлое место, – это дядя Яша. Во время войны, его привезли в колхоз «Комбайн» (с. Владимировка), направили во вторую полеводческую бригаду на помощь женской тракторной бригаде. «Немец» – перекатывалось первое время по деревне. В этом слове было и подозрение, и презрение, и любопытство, и даже ненависть. А дядя Яша с головой ушёл в работу. Его трактор был всегда в идеальном состоянии. Он старался помочь и трактористам-женщинам. А помощниками у него были девочки-подростки. Они были плугаторами. Это две Таечки, Кобзова Таисия Романовна, Кобзова Таисия Степановна. Кто такой плугатор? Человек, который регулирует глубину вспашки. На плуге была беседка и руль, который поднимает и заглубляет плуг. Повернётся дядя Яша и показывает вниз рукой, значит надо крутить вправо – углублять плуг, а если рука вверх – надо крутить влево, поднимать плуг. Работать приходилось полную смену. Дневная смена проходила незаметно, а ночная девочкам давалась тяжело. Сон от монотонного гудения трактора неумолимо клонил голову на грудь, расслаблял руки. Тогда дядя Яша останавливал трактор, выходил и … привязывал своих помощниц к сиденью. И на бороновании дядя Яша, чтобы обезопасить жизнь девочек, тоже привязывал их верёвкой к бороне: они должны были лежать на бороне, чтобы та не перевернулась.

– Смотрите, девчонки, держитесь, а то скажут, что немец вас угробил! – приговаривал дядя Яша, девчонки старались перебороть сон, лишь бы не подвести его.

Стан 2-ой бригады был на правом берегу реки, на работу и с работы приходилось идти по камням через реку. И тогда дядя Яша придумал костерок для ночного перехода. Каждый кто идёт домой, подмышкой несёт пучок соломы или сухой травы, под берегом всегда лежали палки. Соломенный костерок вспыхивает – и из-под ног дяди Яши будто выпрыгивает тень, касается другого берега, через мгновенье цепляется головой и пропадает в камышах возле Каменной Кукушки.

А дядя Яша уже шагает с палкой по камням и предупреждает:

– Второй – скользко! И пятый – осторожно!

Бывало соскользнёт нога с камня, зачерпнёт девушка ледяную воду рваным сапожком, выскочит на берег, выльет воду и бегом домой. В мазутной черноте ночи так желанно мерцают редкие огоньки деревни. А дома ждут тёплые щи и тёплая печь…

Много лет разделяет день сегодняшний от того тяжелого времени, но в родительский день на могиле дяди Яши много светлой печали, потому что память об этом человеке светлая.

Глаас Яков Абрамович родился в 1918 году в Поволжье. Война застала его на действительной службе в Красной Армии. С первых дней он на фронте. Но уж так распорядилась судьба: его воинская часть попала в окружение, а потом – фильтрационный лагерь, после которого Яков и попал в Челябинскую область, Варненский район.

Так он оказался в колхозе «Комбайн», во второй полеводческой бригаде. Надо было пережить косые взгляды людей, шепот за спиной, ощущение второстепенности и ненужности той Земле, чей плотью они, этнические немцы, уже давно стали.

Яков Абрамович был открытым человеком, любил радоваться жизни, любил делить свою радость с окружающими. Но это было в той, довоенной жизни. Сейчас была одна общая беда и частные беды, среди которых было и его горе. С кем поделиться своим горем – он не знал. С женщинами из тракторной бригады, половина из которых уже получила похоронки? С девочками, которых к нему прикрепили и у которых отцы были на фронте?

Как-то он услышал историю бригадного дома. Это был дом, построенный по всем правилам русского деревянного зодчества без единого гвоздя. До 30-х годов в нём жила многодетная семья казака, которого раскулачили и выслали вместе с семьёй. А дом на санях перевезли на бригадный стан, поставили на шесть камней, и с тех пор дом этот верою и правдою служил трактористам. В этом доме с весны и до осени и стал жить Яков Абрамович. С этим домом или с его хозяином он стал разговаривать. Днём за работой он не успевал вспомнить и остановиться мыслью на семье, а ночью вместе с темнотой и старым тулупом наваливалась тяжкая мысль: где они, что с ними. Он старался представить своих сыночков, но не мог видеть ничего, кроме светловолосых голов. Очень жалел свою жену. Всматриваясь в темноту, будто пытаясь разглядеть хозяина дома, он говорил:

– Тебе то хорошо – семья с тобой! Может быть, тебе тяжелее от мысли, что не в состоянии накормить их сытно, но тебя не мучает неизвестность. Хуже нет неизвестности.

Однажды Яков Абрамович проснулся от детских голосов. «Сыновья!» – замер он от радости. Потом часто слышал весёлые детские голоса по ночам, пока не понял, что это голоса детей казака. Наверное, их души стремятся в родной дом.

То, что он жил в избе сосланного русского, давало ему преимущество. Он старался представить, как живёт семья этого казака. В доме или бараке, в которых живут немцы в Дружинке. Яков Абрамович тоже был приписан к пос. Дружный, где проживали переселённые немцы. Туда каждый месяц 21-го числа он должен был являться к представителю НКВД. К нему он и обратился с просьбой разыскать семью.

В один из приездов Яков Абрамович вышел из конторы не один. Он не помнит, кто это был – Нинштиль или Миллер. Разговорились. Тот рассказал, как проходило выселение немцев. За определённые часы со станции должен отбыть эшелон. Ждать, когда уложат вещи для дальней дороги, никто не собирался. Людей сгоняли в центр деревни, кто в чём был, и гнали на станцию. Босых детишек в коротких штанишках забирали прямо с улицы, где они играли.

Однажды моя коллега рассказала мне о своей свекрови-немке. Её с тремя детьми, старшему из которых было шесть лет, высадили на маленьком полустанке в Казахстане. Они жили под крыльцом дома вместе с собакой. Хозяйка стала выносить собаке побольше еды, старалась бросить в разные стороны хлеб, чтобы они успели захватить его. Бедная женщина оглядывалась по сторонам, боясь, что кто-нибудь заметит её жалость. Во время рассказа моя коллега тихо плакала, а у меня в груди появился холод, который рос, заполнил всю грудную клетку, стиснул горло до потери дыхания, до тошноты. Тогда я поняла, почему говорят в таких случаях: «Поплачь, легче будет». Яков Абрамович много подобных историй слышал. Несмотря ни на что, не терял надежды найти семью, родных.

Закончилась война. В деревню возвращались мужчины. К сожалению, их было в три раза меньше, чем ушло на войну. Яков Абрамович продолжал трудиться на своём тракторе. От начальства нареканий не получал. Со дня приезда в колхоз он работал в бригаде Новиковой Анны Матвеевны, скромной деловой женщины. Муж её воевал, она жила с родителями мужа и дочерью. В конце войны она получила извещение, что её муж пропал без вести, но она продолжала ждать и искать своего Гришу. Также ждал и искал свою семью Яков Абрамович. Наверное, их сблизило общее горе. Однажды Анна засиделась в бригадном домике до темноты, надо было закончить отчёт. Вышла – на улице темь, а идти через речку. Яков захватил пучок соломы, и они стали спускаться к реке. Запалил он костерок на берегу, и ему показалось, что зажёг он в своём сердце любовь к этой женщине. А в его душе, также, как и в её, много было нерастраченной любви. Вскоре они сошлись под косые взгляды и недоумение односельчан.

Это была идеальная семья и большая любовь, несмотря на то, что в любую минуту каждый из них мог получить сообщение о том, что живы её муж или его семья. Судьба подарила им двух дочерей, двух красавиц. Сначала Мария, потом Галина. Яков Абрамович души не чаял в своих девочках. Сыновей ему не пришлось воспитывать – ушёл в армию. А в 56-ом он узнал, что его разыскивает племянница Фрида. Так нашёл он своих родных, а через них в Алтайском крае и свою семью. Были слёзы радости и слёзы от мучительного раздвоения: невозможность соединить то, что любишь больше жизни. Умная Анна Матвеевна сразу стала собирать Якова в дорогу. Чтобы утешить его, сама чуть не плача, сказала:

– Если бы вернулся Гриша, я бы ушла от тебя. Никто не виноват, что так случилось. Виновата война.

Яков попросил Анну поехать с ним, проводить его. Увидел Яков Абрамович своих сыновей, высоких, красивых, взрослых и понял, что не может он бросить своих маленьких беззащитных дочек. В том, что его сыновья выросли без отца, виновата война. Если его девочки будут расти без отца, то в этом будет виноват он. В глубине души, когда он собирался к первой семье, он понимал что не оставит своих девочек, не позволит, чтобы за их спинами говорили о предательстве отца-немца.

Хорошо воспитал Яков Абрамович своих дочерей, дал образование, дождался внуков. Старшего внука Михаила, любимого внука от Гришиной дочери, женил. Дочери поддерживали отношения с братьями, переписывались.

Перед пенсией Яков Абрамович работал на «лёгких работах» объездчиком: мучила гипертония.

Умер он тихо, на лету, как птица. Пришёл с улицы, лёг на диван, и через минуту его не стало… Только осталась светлая память о светлом человеке.

М. Иванова

с. Владимировка

Поделиться

поделиться: